Китайская головоломка [другой перевод] - Ричард Сэпир

Гернер тихонько насвистывал в полдень, доставая длинный чёрный, цилиндрической формы тубус из закрытого сейфа, который находился позади его фамильного герба.

Кусочком замши Гернер протёр плотную чёрную кожу, затем свернул замшу и положил её на дубовый ящик, стоящий у окна, туда же определил и тубус. Полуденное солнце играло своими лучами на коже. Гернер нажал на защёлки тубуса, они откинулись, обнажив приклад «Монте-Карло» из хорошо отполированного орехового дерева и чёрный металлический ствол, длиной чуть больше полметра.

Оба предмета лежали на красном бархате, напоминая сделанные машиной бриллианты для элегантной Смерти.

— Привет, дорогая, — прошептал Гернер. — Вот мы и снова за работой. Тебе этого хочется? Ты слишком долго отдыхала?

Он погладил ствол кончиками пальцев правой руки.

— Ты великолепна, — сказал он. — Никогда ещё ты не была такой подготовленной.

— Всё ещё разговариваешь со своим оружием? — рассмеялась Мария.

— Конечно. Ты думаешь, оружие — это просто механизмы? Да, ты можешь так полагать. Ты ведь считаешь, что люди тоже механизмы. Но это не так. Они не механизмы.

— Я просто спросила. Мне показалось… как-то… странно…

— Ещё более странно, дорогая, что я никогда не промахивался. Никогда. Разве это не странно?

— Это тренировка и умение.

К аристократическому лицу Гернера прилила кровь, щёки сделались румяными. Как у героев в детских книжках-раскрасках.

— Нет, — отчеканил он сердито. — Это не навык, а чутьё. Нужно уметь ощущать ружьё, пулю и цель. Стрелок обязан иметь чутьё, для того чтобы корректировать стрельбу. Тогда траектория пули будет безошибочной. Мазилы не чувствуют своего выстрела, они не способны самозабвенно настраиваться на цель. Я не промахиваюсь, потому что чувствую кожей, как мои выстрелы поражают жертву. Важнее этого нет ничего. Ветер, освещение, расстояние — всё это пустяки. Скорее ты промахнёшься, доставая сигарету из портсигара, чем я, метясь в цель.

Затем Гернер приступил к своему обычному ритуалу, оставляя оружие в футляре неразобранным. Он сел за стол и вызвал дворецкого, дёрнув за шнур, свисающий с потолка. Гернер тихонько мурлыкал про себя в нетерпении, не глядя на Марию. Она никогда бы не поняла. Она не имела чутья. А не имея его, невозможно научиться жить по-настоящему.

Открылась дверь, и вошёл дворецкий.

— Спасибо, Освальд. Принесите, пожалуйста, мои припасы.

Буквально через несколько секунд Освальд снова вошёл, неся в руках ещё один чемодан из чёрной кожи, который по виду напоминал докторский саквояж.

Аккуратно выложив содержимое саквояжа на стол, Гернер заговорил.

— Те, кто, покупая боеприпасы, надеются на их стандартность, непроходимые глупцы. Они приобретают подозрительность и получают в ответ ту же подозрительность. Знаток должен изучать каждую свою пулю.

Он взял со стола тупорылую, сероватого цвета пулю и потёр пальцами, чувствуя, как они смазывают её поверхность. Затем он стал пристально вглядываться в эту пулю, анализируя ощущения, исходящие от неё, конфигурацию, вес и температуру. Он перебрал несколько дюжин пуль, рассматривая их по одиночке и кладя на место, пока наконец не выбрал ещё четыре. Эти четыре он добавил к первой.

Из небольшого деревянного ящика на столе он достал гильзу, на секунду задержал в руке и отложил в сторону. Достал другую, подержал, покрутил пальцами и улыбнулся.

— Пойдёт, — пробормотал он, укладывая её рядом с пулями. Отбор продолжался до тех пор, пока он не набрал пять гильз. — Превосходно, — заключил он. — Они созданы для того, чтобы быть вместе. Как мужчина и женщина. Как жизнь и смерть.

Пользуясь небольшой серебряной ложечкой, он начал осторожно насыпать белый порошок в гильзы. Порох тихо заполнял полость, придавая ей боевой заряд. Когда с этим было закончено, Гернер аккуратно вставил пули в открытые концы, а затем по одиночке устанавливал гильзы под хромированный пресс, который со слабым щелчком загонял пули на место.

— Ну вот, гильза, пуля и порох и их хозяин составляют одно целое. Мы почти готовы.

Медленно вынув ствол винтовки из футляра, он в молчании подержал его перед собой, заглянул внутрь, затем отложил в сторону. Вытащил приклад, взвесил его на руке, приставив к плечу в положение для стрельбы. Одобрительно бормоча, положил ствол на приклад и с помощью специального ключа начал собирать их.

Затем Гернер поднялся, вытянув винтовку вперёд.

— Мы в порядке, — удовлетворённо произнёс он, вдавил патрон в патронник и с щёлканьем послал затвор в крайнее переднее положение.

— Только пять патронов? Хватит ли этого?

— Ведь всего две цели. Для такой работы достаточно двух патронов. Три остальных предназначены для тренировки. Я и моё оружие слишком долго бездействовали. Возьми бинокль. Он сзади тебя на полке.

Гернер подошёл к окну, оглядывая свою долину, спускающиеся вниз лужайки и цветущий сад справа от него. Оранжево-багровое осеннее солнце медленно опускалось за Гудзоном, бросая на всё вокруг кровавый отсвет.

Мария достала с полки бинокль 7x35 фирмы Цейсс и заметила на стёклах пыль. Странно. Он боготворил своё оружие, как женщину, и позволял биноклю пылиться! Ну что ж, когда-то этот бинокль был даже очень неплох.

Она подошла к окну, встала рядом с Тернером и ощутила послеполуденную прохладу. Где-то вдали, в кустах, резко закричала птица. Мария протёрла рукавом стёкла бинокля, не заметив, что этот жест вызвал презрительную усмешку Гернера.

Он выглянул из окна.

— В двухстах метрах, — показал Гернер, — находится маленький зверёк. Я не могу разглядеть его хорошо.

Мария поднесла бинокль к глазам.

— Где?

— Метров на десять левее от угла каменной ограды.

Мария навела резкость на стену и удивилась, что сквозь линзу стена казалась более освещённой, чем если на неё смотреть невооружённым глазом. Мария вспомнила, что таково свойство хорошего бинокля.

— Я не вижу зверька, — сказала она.

— Он движется. Сейчас замер.

Мария внимательно вгляделась в бинокль и с трудом заметила идущего на задних лапах небольшого зверька; его передние лапы были вытянуты вперёд, будто бы он попрошайничал. Мария еле-еле разглядела его.

— Всё очень просто, — заявила она, продолжая смотреть в бинокль. — Ты знаешь, что эти малышки всегда играют у твоей стены; когда ты стреляешь, они прячутся, попробуй потом докажи, что ты не убил ни одного из них и что он не свалился вниз.

Мария услышала, как винтовка грохнула у неё под левым ухом, за несколько мгновений до того, как зверёк перевернулся в воздухе, будто бы его огрели палкой по голове; шарик оранжевого меха опрокинулся назад, на какой-то момент исчез из виду, а затем снова появился, но на этот раз уже без головы, хотя туловище и ноги были целы. Ноги судорожно дёргались. Белое пятнышко на животе всё ещё продолжало пульсировать.

— Видишь птицу? — тихо спросил Гернер.

Вновь раздался треск выстрела, и внезапно из стаи птиц, находившихся примерно в трёхстах метрах, одна свалилась на землю. Мария даже не стала прикладывать к глазам бинокль, она знала, что головы у птицы наверняка тоже нет.

— Ещё один зверёк, — продолжал Гернер.

Винтовка опять выстрелила, но Мария ничего не увидела — может, потому, что не смотрела.

— Такое возможно только в том случае, когда цель живая, — объяснил Гернер. — В этом весь секрет. Необходимо чувствовать жизнь цели. Ощущать, как она вторгается в орбиту твоей собственной жизни. Тогда и только тогда промаха не будет.

Он прижал винтовку к груди, как бы благодаря её.

— Когда же мы выступим против этого дурака Ремо, который убивает руками? — спросил он.

— Завтра утром, — ответила Мария.

— Отлично. Моё оружие дрожит от нетерпения. — Он бережно сжал его в своих больших ладонях. — Цель, живая цель, сама отдастся тебе. Мы хотим этого.

«Его голос так же ровен, глубок и чуть вибрирует, как и тридцать лет тому назад, когда мы занимались любовью», — вспомнила Мария.

ГЛАВА 10

«Семьдесят тысяч долларов. Откуда они взяли эту цену?» — Ремо повесил трубку и вышел из кабины телефона-автомата на Адамс-стрит.

Солнце оживило Бостон, вообще-то очень мёртвый город. Он был таким всегда, начиная с того момента, когда поселенцы основали здесь грязный, мрачный посёлок. Таким он и сохранился до сих пор, до сегодняшнего сентябрьского полудня, когда воздух был ещё тёпл, но уже ощущалась грядущая прохлада.

Ремо выполнил свои утренние упражнения за рулём автомобиля, ведя взятую напрокат машину из Монреаля в Бостон, под аккомпанемент перебранки Чиуна и юной госпожи Лиу. В одну из минут, когда Ремо пытался восстановить дыхание, госпожа Лиу разразилась громкими сердитыми слезами.

Чиун наклонился вперёд и прошептал ему на ухо: «Им это не нравится. Хе-хе».